01.01.2013 | Сообщения в журнале "еврейский берлин" | Культура, Религия

Мозес Мендельсон – его семья, друзья и враги. Выставка в Centrum Judaicum

Спустя год после смерти Мозеса Мендельсона, неожиданно наступившей 4 января 1786 года, в Гамбурге вышла первая краткая биография знаменитого мудреца. Ее автором был Фридрих Вильгельм фон Шютц, который, будучи еще новоиспеченным доктором юридических наук, посетил «философа Германии» за несколько лет до его смерти и был сердечно принят в постоянно растущий круг его друзей.

И других гостей Мендельсон принимал не менее приветливо, при всем их внушительном разнообразии. Его навещали бедные евреи из Восточной Европы, наслышанные о «Хаскале» и ее выдающемся берлинском представителе, именитые теологи, философы, естествоиспытатели, поэты, музыканты и художники, аристократы и «простолюдины». Можно без преувеличения утверждать, что мало кто из представителей ученой Германии, заботившихся о своей репутации, упустил бы в те времена возможность познакомиться с еврейским ученым. Их побуждения были крайне разными. Одних восхищала его образованность, приобретенная вопреки всем преградам, другие ценили мудреца в первую очередь за то, что он оставался верен своим религиозным принципам, но при этом уважал и взгляды других. К открытому любопытству порой примешивалась и назойливость, с которой некоторые люди стремились познакомиться с невиданным представителем рода человеческого: универсальным ученым и практикующим ортодоксальным евреем, стремившемся поднять еврейскую традицию на уровень нового, просвещенного времени. Дом Мендельсонов на Шпандауер Штрассе 68 (вблизи нынешней площади Александерплац) наиболее наглядно можно назвать открытой миру резиденцией образованной буржуазии, формирующей контраст к элитному Потсдамскому двору.

Вместе с друзьями и поклонниками Мендельсона в его ауру попадали и люди с амбивалентным настроем. С одной стороны, они с уважением относились к человеку, который считался образцом просвещения и религиозной терпимости, при этом уверенно соблюдая еврейские традиции. С другой стороны, они резко критиковали его сочинения, порою не скупясь и на личные оскорбления – в этом духе выступали, например, философ И. Гаман и ориенталист И. Михаэлис. Иногда – в случае полемики с Лафатером или спора о спинозизме – они становились на сторону Мендельсона, одновременно сохраняя отчужденное отношение к еврейству. Тем не менее, после смерти Мендельсона обе «фракции» единогласно высказали глубокое почтение к его личности и творчеству.

Однако, картина была бы неполной без упоминания его противников, чьи побуждения и цели были крайне разными. Врагов-неевреев возглавлял никто иной, как правящий из Потсдама деспот-агностик. Фридриха II, а заодно и всех других просвещенных антисемитов, совершенно не впечатляли ни личность Мендельсона, ни его труды, хотя лично против него они абсолютно ничего не имели – кроме самого того факта, что он являлся евреем и желал стать равноправным гражданином государства. Их неприязнь питалась из древней ненависти христиан к евреям, просветительского высокомерия по отношению к архаичным обычаям и статусу «якобы-нации». Эта позиция была абсолютно непреклонной, обобщающей и окончательной: они попросту не любили евреев – ни ортодоксальных, ни образованных и ассимилированных, и уж ни в коем случае не конвертированных. Во имя создания общества, соответствующего идеалам их времени, они были заинтересованы в том, чтобы евреи, раз уж таковые существовали, жили в современном гетто, пользовались ограниченными профессиональными возможностями и чтобы из них можно было извлекать максимальную выгоду. Соответственно, Фридрих не только воспрепятствовал приему Мендельсона в Прусскую академию, но и написал несколько сочинений, в которых, игнорируя философа, а также других ученых и «маскилим» (просветителей), огульно отказывал евреям в гражданском равноправии.

За пределами внимания нееврейской публики существовал еще и круг противников Мендельсона из рядов ортодоксальных евреев. Их голосом выступали не малообразованные раввины, а ведущие ученые того времени в Праге, Вильнюсе и Пожони. Они признавали, что Мендельсон жил по законам иудаизма, но опасались, что открываемые им двери (например, его перевод Библии и призыв к евреям учить немецкий) приведут в тупик. Самым известным примером этой группы противников Мендельсона считается Хатам Софер. В 1837 году тот в своем последнем волеизъявлении посмертно регулировал и правила общения с Мендельсоном: его труды не читать, с просветителями не общаться, в мирские вопросы не вмешиваться. Еврейские ученые этой «фракции» были на высоте времени и сочетали западные познания с галахической ученостью. Именно поэтому они с опаской относились к попыткам современного переосмысления традиционного иудаизма. Извлекая урок из истории европейских евреев, они старались восстановить их пострадавшее единство. 17-й век был особенно трагической главой в истории еврейского народа, и без того полной драматизма. Массовые убийства в Белоруссии и на Украине не были забыты. Все еще не прекратилось распространившееся до самого Ближнего Востока движение вокруг лжемессии Шабтая Цви. Не забыт был и конфликт, посеявший раздор в амстердамской общине, где некий Барух Спиноза вместе со своими сочинениями был подвергнут опале. В Восточной Европе набирало силу мистическое движение хасидов, а блюстители Галахи видели в нем еще одну попытку пробить брешь в защитной стене, окружающей еврейство. В их глазах – и частично вполне справедливо, как выяснилось со временем – многие новшества открывали путь в атеизм или к купели.

Одни считали Мендельсона «гордостью и украшением города», другие – «могильщиком еврейской традиции». Мендельсон невольно оказался в центре противоречий своего времени. Выставка в Centrum Judaicum (до 7. 04. 2013) освещает завораживающую личность просветителя, представляет его поклонников, но впервые показывает и многообразие его еврейских критиков.

Ева-Мария Тимме